Антон Успенский

облицовка

(отредактированный вариант текста опубликован в журнале "Вещь.doc" № 15, 2007)

В лучшем случае оно успешно минует фэйс-контроль, в худшем – не миновать ему фоторобота. Приблизительно такой диапазон приберегла для него наша невысокая действительность. А ведь лицо – это высоко, и по положению, и по смыслу. Зазеркалье искусства исподволь намекает об этом, и каждый из нас сможет припомнить пару-другую поэтических строф, отразивших «волшебные черты / милый образ / необщее выражение». Даже по поводу, так сказать, преддверия лица, Козьма Прутков восторженно писал: «Шея девы – наслажденье / Шея – снег, змея, нарцисс / Шея – ввысь порой стремленье / Шея – склон порою вниз…», – и далее, высоким пенящимся слогом. Если так воспет стебель, что же говорить о самом цветке? Он, ввиду неусыпного внимания творческих натур, безусловно, не завял.

Серьезные художники-философы выстраивают следующий ряд как ось смысловых координат: лик – лицо – личина. Здесь все решает содержание, смысл, наполнение формы образом. И разговор, направленный по такой портретной оси, может быть только бесконечным, как нескончаема в истории искусства череда лиц, запечатленных в профиль, анфас, три четверти и прочих ракурсах. Поэтому, помня, что общее состоит из частного, мы обратимся к деталям, элементам и подробностям, соединяющимся в неповторимое и удивительное целое. Как известно, прежде чем начать рисовать портрет, в училищах и институтах учат рисовать гипсовые головы, а прежде них рисуют отдельные части лица – глаз, ухо, нос и губы. И принадлежат эти части (гипсовые копии), согласно канонам академического образования, голове знаменитой мраморной статуи Давида работы Микельанджело. Повторяя ученический путь множества художников, мы, без лишнего трепета, вглядимся – какие «облицовочные» элементы-материалы необходимы творческим работникам, чтобы создать лицо, называемое также портретом.

(фото Антона Успенского)

Глаза, конечно, статистические фавориты, один только сюрреалист Эрнст Фукс чего стоит – он в каждой своей работе успевает нарисовать по несколько, а то и по несколько десятков всевидящих очей. Нас же больше интересуют глаза не столь привычные внешне, так сказать, не столь оче-видные. Работы Белкис Айон Мансо насыщены духом религиозного культа сантерии – сплава христианства с элементами культуры йоруба. Художница трактует мистические образы тайной африканской секты, состоящей исключительно из мужчин. Женский взгляд на непроницаемый для него сакральный мужской союз воплощается в безмолвных лицах, чья выразительность создана единственным элементом – глазами, похожими на отверстия в масках. Христианские нимбы естественно совмещаются в этом мире с тотемным белым петухом, чьи когтистые лапы прочно опираются не только на глазастую голову посвященного, но и на темные обряды вуду.

(фото Антона Успенского)

Ирония – одна из главных движущих сил постмодернизма, что становится ясным уже из названия московской группы художников ФЕНСО (Феномен сознания). Инсталляция «Сосиски и рис» (1997) была провидчески сделана в до-сушистскую эпоху и, во многом (теперь это очевидно), привлекла азиатское гастрономическое чудо на нашу свежую голову. Афоризм «Ты – то, что ты ешь» реализован по полной: на сковородках поверх риса сосиски были выложены точно в соответствии со знаками из книги перемен И-Цзин, что потребовало срочных исправлений в разрезе глаз вкушающих художников.

(фото Антона Успенского)

Ухо имеет характер замкнутый и меланхоличный, недаром, помимо раковины, имеется еще и внутреннее ухо нежнейшей конструкции. Вообще, будем откровенны, уху в искусстве досталось гораздо меньше внимания, чем другим деталям «облицовки». Луис Гомес Аментерос видит в каждом материале символическую сущность и соединяет их, опираясь на многослойную кубинскую культуру. В «Природном изобретении» (1992) натуральный панцирь черепахи защищает лицо деревянного человека от «дурного глаза», а ухо остается единственным отверстием для связи с агрессивной средой и его пластика упрощается до ритуальной прямоты. При этом прочие углубления символизируют не зарастающие стигматы. Волшебный щит не даст пропасть этому кубинцу – черепаха считается на Кубе символом бессмертия и талисманом счастья.

(фото Антона Успенского)

«Эхо» Леонида Борисова действительно звучит и отзывается, но – визуальными ритмами. Биоморфная пластика этого белого объекта создана линиями, которые хочется назвать акустическими и начальная неопределенность рельефа постепенно исчезает, а созвучие названия подсказывает суть изображенного. Если есть эхо, значит есть и ухо – друг без друга им никак.

(фото Антона Успенского)

С носом как персонажем известна масса историй, изобразительные искусства в этом направлении тоже не отстают. Концептуальный исследователь Игорь Макаревич давно иллюстрирует глубокую проблему – историю существования «Homo lignum» – того самого деревянного создания, которого дети наивно называют Буратиной. Подлинная жизнь мужчины с носом из хвойных пород полна трагизма, дерево постоянно тянет его назад, в хтоническое дремучее прошлое. Выдумки в этом дендро-влиянии немного, я лично знал человека, который однажды заварил опилки красного дерева вместо чая. Разок попив такой заварки, он дня три ходил красный, деревянный и молчал.

(фото Антона Успенского)

Однако, всё, сильно выступающее из плоскости (вроде носа) таит в себе как печаль, так и радость. Йорг Иммендорф слепил скульптуру под названием «Петербургская башня» (2001) и подарил соответствующему городу. Состоит этот бронзовый красавец из плотной массы глаз и ушей, что, естественно, вызвало к жизни его настоящее имя – «Нос». Тот самый, что на троих майоров рос, одному Ковалеву достался. Есть еще версия, что здесь поучаствовали знаменитые рязанские грибы (с глазами) и обеспечили фаллической поначалу форме носоподобный абрис матерого подосиновика.

Губы как образ уже невозможно представить вне рекламного контекста, где их сексуальная подоплека тайно и явно стимулирует желания потребителя. Искусство также не смущается использовать это древнее, но проверенное оружие. Тамара де Лемпика уже при жизни стала иконой стиля, в котором работала. Она прославилась в 1920-х годах своей живописью в стиле Art Deco, имеющей легкие оттенки кубизма. Женщины на ее картинах, как и в ее жизни, появлялись не реже мужчин, поэтому внимание автора равно уделялось как одним, так и другим. Категория чувственного столь значима для художницы, что портреты почти лишены фона, заполненного ландшафтом экзальтированного человеческого тела. Яркими пятнами губ проставлены главные цветовые и энергетические акценты картин, лишенных мужского ханжества и женского кокетства.

(фото Антона Успенского)

Леонид Ламм продолжает традиции поп-арта, обращая назойливость постера в выразительность графического листа. «Read my lips» (1991) – читай по моим губам, или следи за моими губами, в общем – не отвлекайся от меня, я – вся твоя! Вроде бы все тоже, что и в коммерческом дизайне – рекламный слоган и безликая-узнаваемая эротическая подушечка. Только смысл рекламы – предмет продажи – здесь отсутствует и губы весь дорогой цвет отдали фону, оставшись в черно-сером режиме недорогой газетной печати. Дразнит нас художник, пользуется нашей невосприимчивостью, и читается что-то вроде поговорки: «вашими бы устами, да йод пить!».

Получается, что и на лице есть свои любимчики, свои главные герои, выигрышно поставленные на фоне остальных, второстепенных. Предпочтением губ или носа художник очень многое говорит о себе, личных аппетитах или, наоборот, комплексах. Лицо лишено демократических принципов, на его территории всегда есть фаворит, лидер или тиран, который не дает превратиться ему в уравновешенную безликую маску.