Hosted by uCoz
на главную
Антон Успенский
сила отрыва
(отредактированный вариант текста опубликован в журнале "Вещь.doc" № 14, 2006)
В том, что крылья для творчества необходимы, сомнений не возникает. Однако здесь кроются специфические проблемы: у многих они растут вовнутрь; у кого-то образуется «комплекс пингвина», когда крылья годятся лишь для жестикуляции; а кто-то просто не справляется с управлением и портит фигуры пилотажа. Крылья, несомненно, притягательны, поскольку они – атрибут полета. Впрочем, бывает и так: атрибут есть, а полета нет.
Пристально изучив художественную практику, мы вправе сделать теоретическое заключение: крылья нужны для того, чтобы оторваться. От земли, от реальности и просто оторваться не по-детски, а как крупный самобытный художник. Главное в процессе – сила отрыва, которая может происходить из трех, как минимум, источников. Первый – биологические варианты, найденные в процессе наблюдения за крылатой фауной. Второй – ресурсы механики, изобретение искусственного крыла и загадка летающих предметов. Третий – область тонких материй: легенды, сны и мечты, где полеты случаются помимо правил и предрассудков.
(фото Антона Успенского)
Скульптура Пьеро Джиларди «Чайка и море», на первый взгляд, скромна и непосредственна: автор, в сдержанном восхищении перед природными формами, передал их с максимальным сходством. Интрига – в избранном материале, заключающем в себе игровой, постмодернистский ход – работа выполнена из окрашенного поролона. Итальянский художник, родившийся и живущий в стране-музее среди «нетленки», использовал синтетическую вспененную массу с очень небольшим сроком годности. Поролон уже понемногу крошится и реставрация здесь вряд ли поможет, что автору было хорошо известно. Искусство тленно, красота бесконечна, а скептик Джиларди выбирает для своей птицы участок на эстетической шкале между чучелом из краеведческого музея и фигурной ванной губкой для детей.
(фото Антона Успенского)
Владислав Ефимов сосредоточен и аналитичен в своих биоморфных упражнениях. Его фотография фиксирует, словно для орнитологического отчета, увесистую гипсовую отливку, снятую со свободно парящего некогда оригинала. Динамика воздухоплавания невероятно далека от окаменевшего крыла, будто принадлежавшего вымершему в древности археоптериксу. Процессы распада и перерождения, пересказанные визуальным языком, в те же годы иллюстрировал Питер Гринуэй, в своем цинично-снобистском фильме «Зэт и два ноля».
Вторая природа – механизмы и агрегаты, созданные человеком, – для художников лишены практического применения, инженерной начинки, полезного действия и, тем более, его коэффициента. Эксцентричный немецкий художник-акционист Ха Шульт прошел в своем творчестве через период увлечения автомобилем марки «Форд» как мерой всех вещей. Разрисованный облаками «Форд» летал над Кёльном; расписанный под волну с брызгами, плавал по Рейну; один, приобретший мраморную окраску, даже некоторое время простоял в виде памятника возле Мраморного (что принципиально) дворца в Петербурге. В нашем контексте интересна акция «Золотая птица», когда любимый автомобиль Ха Шульта с прикрепленными к нему огромными крыльями красовался на выгодном фоне знаменитого Кельнского собора.
(фото Антона Успенского)
Как известно, что немцу – золото, то русскому – дерево (хотя речь не о деньгах). Трудолюбивая художница Ольга Флоренская сконструировала серию «Русский дизайн», в которой нашлось достойное место и «Коньковому самолету». Само название серии подразумевает, что наш дизайн – традиционной, тульско-леворукой сборки из ценных подручных материалов, валяющихся под ногами. Вид у самолета соответствующий сказочным условиям его появления – добрый и дурашливый. Зато взлетает он по-русски, вопреки всему и невзирая ни на что.
(фото Антона Успенского)
Сфинксы, гарпии, алконосты, сирены и, конечно, пегасы – обязательные действующие лица искусств всех времен и народов. Современный художник, раздавая крылья своим персонажам, с одной стороны – воплощает высокую личную мечту, с другой – перекликается с предшественниками. Владислав Мамышев (однажды проснувшийся знаменитым, поскольку понял, что, на самом деле, он – Мэрилин Монро) не упустил шанса обратиться к традиционным темам академического искусства. Постановочная фотография из серии «Несчастная любовь» повторяет мифологическую сцену «Амур, тревожащий сон Психеи». Только крылатый бог любви здесь – друг Мамышева, Психея – Монро, и любовь, как предупреждает название, – не удалась. Заморочив внимательного зрителя, Мамышев-Монро вдобавок раскрашивает фотографию, получив от этого процесса очевидное детское удовольствие.
(фото Антона Успенского)
Усложняя свой пластический язык, художники сооружают инсталляции – объемные многосоставные композиции из не согласующихся (как правило) друг с другом предметов. «Световой объект» Александра Шевчука – театр внутри гармошки фотоаппарата конца позапрошлого века. Снабдив черно-белый пол подсветкой, подвесив натуральное крыло и поставив гипсовую статуэтку, автор ожидает окончательного ответа от просвещенного зрителя. Последний, конечно, помнит Нику Самофракийскую, чья крылатая безголовая статуя хранится в Лувре как один из его шедевров. Однако, посмотрев «Твин Пикс», и задумавшись об интерьере «верхнего вигвама», зритель не торопится с выводами.
Перечисленных источников природного, механического и фантастического окрыления все же недостаточно, если смотреть в корень. Корень крыла, разумеется, там, откуда перья растут. И вот, прежде чем вставать на крыло, требуется (азбука птенца) – опериться. И в этом своеобразном процессе нет равных нашему соотечественнику Алексею Костроме. Тотальное оперение начато художником-концептуалистом около десяти лет назад. Началось оно «ab ovo» – с оперения яйца, ставшего памятником. Затем была оперена гаубица бастиона Петропавловской крепости с целью уничтожить дух этого символа агрессии. Следом оперилась модель «Медного всадника», чтобы сменить свою застарелую ауру. Причем после этого «Всадник» немного полетал при помощи вертолета. Оперением успешно обработаны: автомобиль «Волга», бюст Сталина, утюг, шхуна «Св. Петр», герб СССР, венский стул, кошелек. Были, при помощи полиэтилена, клея и содержимого подушек, оперены интерьеры – от дворцовых покоев до туалета; перьями были покрыты колонны при входе в знаменитый финский музей. Кострома подвергал оперению знаковые произведения мирового искусства – от Моны Лизы до «Черного квадрата» и создавал свои собственные оперенные картины. В планах художника – покрыть перьями крейсер «Аврора», Эйфелеву башню и статую Свободы. А в наше непростое время птичьего гриппа любовь к оперению становится уделом самых бесстрашных из концептуалистов, не отсиживающихся под крылом у судьбы, а готовых почистить ей перышки.
Трудно, почти невозможно представить, как обойтись творцу-демиургу-ангелу-демону без этих самых парных отростков, инструментов для подъема, атрибутов полета и отрыва. Да и куда уйдешь от классической традиции, ведь сам Александр Сергеевич, в чем он любил прогуливаться? – Правильно, в крылатке!
на главную