Антон Успенский

Живой музей

(отредактированный вариант статьи опубликован в "Where St. Petersburg" № 1, 2005)

The original raw material of this process is the work of art; the finished product is its interpretation. V. Hoffman

все фотографии - Антон Успенский

Петер Людвиг (9 июля 1925, Кобленц, Германия — 22 июля 1996, Ахен, Германия) — немецкий промышленник, меценат, крупнейший коллекционер произведений античности и христианского средневековья, искусства доколумбовой Америки, Африки, Индии, Китая, эпохи барокко и рококо, искусства XX века, крупнейший частный коллекционер Пикассо. Почётный доктор базельского и лейпцигского университетов, член академий художеств Софии и Будапешта, кавалер ордена ГДР «Звезда дружбы народов», почётный гражданин города Кельна.

Петер Людвиг был одним из символов послевоенного возрождения Германии. В 1951 году он возглавил семейный кондитерский бизнес и вскоре сказочно разбогател и прославился. Заработанные средства Петер Людвиг всю свою жизнь тратил на приобретение произведений искусства. В 1957 году Людвиг начал сотрудничество с кёльнским Музеем Шнютгена и ахенским Музеем Зюрмондта, стал председателем союза музеев Ахена. В 1969 году Людвига избрали в попечительский совет Музея Вальрафа-Рихарца в Кельне, а в 1976 году он стал членом правления этого музея. В этом же году Петер и Ирена Людвиг подарили городу Кёльну около 300 произведений современного искусства (в том числе русского авангарда), и эта коллекция легла в основу первого музея Людвига. В 1977 году открылся Музей Зюрмондта-Людвига в Ахене. В Кёльне по проекту О. Унгерса был построен Музей Людвига. В последующие годы в Германии появились Институт искусств Людвига в Оберхаузене (1983), Дом искусства Людвига в Саарлуисе (1989), Форум Людвига в Ахене (1991) и Музей Людвига в Кобленце (1992).

Встреча с Петером Людвигом для сотрудников Русского музея, которому он решил передать часть своей коллекции, была несравненной удачей. Вдохновленный рассказом о Мраморном дворце, где предполагалось разместить экспозицию «Русское изобразительное искусство в контексте мирового», Людвиг пригласил сотрудников в Ахен и открыл доступ к современной части своего собрания. С разрешения владельца они отбирали вещи по своему усмотрению. В первоначальном списке было 33 работы, затем к ним добавилось еще около ста. Теперь эти картины составляют постоянную экспозицию Мраморного дворца.

Наши музейщики утверждают, что он был идеальным партнером, имел безупречный вкус и знания профессионального искусствоведа в сочетании с корректностью, пунктуальностью и чуткостью к чужому мнению. И стремился каждую тему отразить в максимально возможной полноте. Поэтому, вняв просьбе коллег из России, испытывающих сложности с приобретением русского андеграунда, внес в заветный список имена Чуйкова, Кабакова, Макаревича.

Экспозиция «Музей Людвига в Русском музее» была открыта в залах Мраморного дворца весной 1995 года. К первоначальному дару, состоящему из 33 произведений современного западного и русского искусства, в течении трех лет Петер и Ирэне Людвиг добавили еще 85 работ и экспозиция обновилась. С тех пор регулярно происходило приобретение новых экспонатов, что было возможно благодаря помощи фонда Петера Людвига. Для демонстрации острого современного искусства требуются современные формы музейной репрезентации. Необходимо, в частности, совместить интерьерное пространство Мраморного дворца (архитектор Антонио Ринальди, вт. пол. 18 века) и актуальную экспозицию, нацеленную на сегодняшнего зрителя. Кураторы отдела современного искусства ГРМ взяли за основу нового проекта экспозиции музея Людвига несинхронизированный по времени, образовательный принцип, популярный сегодня в европейских музейных институциях. В целом экспозиция строилась под девизом «Антропология в искусстве ХХ века».

Именно этой теме посвящен первый зал музея – «Люди в искусстве». Здесь Вы можете уподобиться Диогену и с мыслью: «ищу человека» начать поиск. Картина 80-летнего Пикассо «Большие головы» воспринимается теперь как классический модернизм, особенно по соседству с трехметровым мутантом эпохи генной инженерии – работой Джонатана Борофского .

Два типа человека из истории ХХ века – «Сталин» Л. Сокова и памятник Бродскому работы Гриши Брускина стоят рядом. Но если левая нога генералиссимуса превратилась в медвежью лапу, то персонаж Брускина нащупывает правой ногой воздух, уходя с пьедестала. Желание «объективности» может привести Вас к фотографии Дитера Блюма, где обнаженный и неистовый одиночка прочитывается как иероглиф танца.

Однако маскулинность этого мира танцоров настолько сильна, что совершенно вытеснила из себя женское начало. И если бы не скульптура Джорджа Сигала «Причесывающаяся девушка» /Girl Putting up her Hair/, то этот зал можно было назвать «Мужчины в искусстве». Если Вам покажется, что люди в искусстве – совсем не те, что в реальной жизни, посмотрите напоследок на работу Вильямса Френка. Его бронзовый ездок, задыхающийся от скорости, запрокинул голову и хватает воздух. А позади, в точности повторяя ракурс скульптуры, бабушка-смотрительница заснула и, открыв рот, прислонилась к колонне.

Следующий зал – пространство Общества, Социума и Коллективного бессознательного. Чувство, что снова оказался в школьном классе или библиотеке, вызвано 48 портретами художника Герхарда Рихтера. Выдающиеся ученые, композиторы, философы, чьи фотоизображения собраны в некий пантеон, который создает ощущение бессмысленности диалога с великими – либо они не знают о Вашем существовании, либо Вы равнодушны к их величию. Но история этого конкретного произведения имеет продолжение. Опираясь на высказывание известной феминистки, возмущенной изображением на портретах лишь мужчин, художник Готтфрид Хельнвайн почти двадцать лет спустя сделал контрпроект – 48 женских портретов, среди которых оказалась и поп-звезда Тина Тернер и Милева Эйнштейн, первая жена великого физика. Фарфоровые человечки Гриши Брускина выглядят как грубоватые игрушки. «Всюду жизнь» – утверждает художник, вручая каждому своему персонажу символ его общественно-социальной деятельности. «Всюду игра» – вправе заключить мы, рассмотрев взрослые игрушки в руках взрослых детей, играющих во взрослые коллективные игры.

В разделе «Искусство про искусство» главенствует одна из лучших работ Лихтенштейна – «Руины». Это классический образец поп-арта, где изображается изображение – художник рисует точки растровой печати, сделав их своим фирменным приемом. При этом тема картины – руины греческих колонн передана через стилистику комиксов и этим подтверждается, что в искусстве нет правил и рецептов. А фрагмент паркета 18 века в центре зала усиливает возникающую у Вас мысль о невозможности приложить понятие «прогресс» к искусству. Далее предлагается определиться, какая оптика Вам ближе и какие системы видения могут предложить профессионалы визуального. Вначале мы попадаем в зону «Реальное» – фотореализм 1970-х. Работы Гоингза и Бехтле, в известной мере обманывают ожидания зрителя, ведь от картины ждешь иного, чем от фотографии, но живописцы не оставляют Вам ни единого шанса.

И лишь «Hair Part» Доменико Ньоли, художника остранения (alienation), предлагает варианты метафизических образов, поскольку изображенное на этом холсте слишком реально, чтобы быть реальностью. Система видения «абстрактное» предъявляет свою двойственную природу в работе Джаспера Джонса «Shade». Само название имеет двойной смысл, а собственно произведение – это настоящая рулонная штора, на которой написаны экспрессивные пятна света и тени. И понимая, что обманываешься, ищешь ответ на вопрос: кто обманывает больше – природа световых рефлексов, фантазия художника или собственное воображение.

Естественным продолжением темы «предмет и его изображение» становится тема «Объект и зритель. Отражения». Глядя на работу Микеланжело Пистолетто «Стена», Вы видите самого себя, отраженного в полированной алюминиевой пластине с имитацией фрагмента кирпичной кладки. Ваше изображение не идеально – алюминий слегка деформирует его и напоминает о дистанции между объективным и субъективным. Получить свое отражение в маленьком настоящем зеркале, вмонтированном в работу Рохлина, гораздо сложнее. Но сначала советуем вглядеться в тех собеседников, которые могут оказаться с Вами за одним столом. Они пристально смотрят Вам в глаза, держа в руках свои маленькие зеркальца – но никто не отражается в нарисованной амальгаме. Видят ли они Вас? Уверены ли Вы, что увидели их?

«Иконы ХХ века» – тема, завершающая антропологический дискурс в искусстве недавно закончившегося столетия. В центре экспозиции зависли кажущиеся знакомыми и классическими, «путти»-ангелочки, но на самом деле это игра со вкусом художника-провокатора Джеффа Кунса. Один из ангелочков держит голубого плюшевого мишку и сбивает этим Вас с толку. Бижайшим родственником этих псевдо-херувимов является «Antinous» Тобрелутс, но вместо бескровной гипсовой головы на Вас смотрит карими глазами розовощекий и золотоволосый юноша. Принизить значение сакрального или возвысить до уровня высокого искусства повседневное – два пути создания как икон, так и фетишей.

Мундинг выставляет на стенде 42 почтовые открытки – банальный набор сувенирного киоска. Но все они были старательно написаны художником вручную на металлических пластинах в течении двух долгих лет. И это ради того, чтобы заставить Вас усомниться в собственном вкусе и привычках, например, в привычке покупать красивые открытки «на память». Категория вкуса – и в прямом и в переносном смысле – тема работы Олденбурга «Banana Splits and Glases en degustation». Муляжи креманок с мороженым показаны в разных стадиях их дегустации – от нетронутой порции до состояния грязной посуды. Художник иронически подсказывает, что чем большее удовольствие получают дегустаторы, тем быстрее они хотят убрать следы своего пиршества. Но только в том случае, если десерт займет сакральное место в Вашем меню.

Подвижная, меняющаяся экспозиция современного искусства не может закончиться в интерьерах Мраморного дворца. Остановитесь «на десерт» во дворе, возле памятника Александру III работы скульптора Паоло Трубецкого. Там, где до этого стоял ленинский броневик. На место которого немецкий художник-акционист Ха Шульт поставил свой «мраморный форд». И попробуйте предсказать, что придет на смену царственному всаднику.

Петер Людвиг (из интервью журналу «Огонек», 1996 г.):

О себе Я очень трудолюбивый человек, с детства привык помногу работать каждый день в предвкушении чего-то нового. Но это и недостаток, иногда я не знаю меры, всегда хочу больше, чем имею, - в смысле собирательства, - а значит, нескромен. Я очень сконцентрирован на себе самом, что, наверное, тоже не здорово. Но оправдываю свой эгоизм тем, что все-таки ищу новое и открываю его для других… Когда закончилась вторая мировая война, было 19. Два года я служил солдатом, но не на фронте, а в медицинской команде, которая квартировала, в том числе, в родном моем городе Ахене. При бомбардировке города погибла моя мать, отца мне удалось вытащить из-под обломков, и после войны он еще был жив. Учеба была способом забыть об ужасах войны, спрятаться от них в искусство. С Ирэной мы познакомились в 1947 году в Университете Майнца, где изучали одни и те же дисциплины: археологию, историю искусства, философию и отличались тягой к собирательству. Я не собирался заниматься бизнесом - втянулся в него по просьбе тестя: его единственный сын, брат моей жены, который наследовал шоколадное дело, погиб под Москвой. Постепенно мы встали на ноги, но я никогда не смешивал искусство с бизнесом…

О начале коллекции В ту пору Германия бедствовала - и победители не давали ей подняться; предприятия были разрушены, семейные состояния заблокированы. На гроши, которые удавалось экономить, отказывая себе в лишнем бутерброде, мы с Ирэной покупали, например, изящную стеклянную вазочку или старинный изразец - просто для того, чтобы окружать себя красивыми вещами. Первым нашим приобретением была кофейная чашечка из мейсенского фарфора, начала XVIII века. Круг замыкается, поскольку недавно в Бамберге мы открыли свой десятый по счету музей - фарфора и фаянса… Я принимаю решение за 30 секунд, а потом спрашиваю согласия Ирэн. Если же серьезно, я представляю собой активную часть, направленную вовне, а жена занимается научной обработкой материала, следит за специальной литературой: журналами, каталогами выставок. Возвращаясь из поездок, я получаю от нее краткий обзор всех новых поступлений. На каждое произведение нашей коллекции заведена карточка, в которую моя жена заносит все необходимые подробности…

О Пикассо У нас о Пикассо не было прямых контактов. Но о том, что начиная с 1955 года я регулярно покупал его произведения, он знал от своего агента, торговца картинами, тоже немца, как и я. Пикассо прожил 91 год, но примерно с 80-ти уже не котировался как художник в глазах друзей, считавших созданное им проявлением упадка духа и старческого маразма. Мы были единственными собирателями в мире, кто покупал прижизненные работы позднего Пикассо. Это произвело на него большое впечатление. Он сказал своему агенту: «Немцы были первыми, кто покупал меня, когда я совсем молодым приехал в Париж. А теперь немец покупает мои работы позднего периода, понимая их ценность». В 1949 году, когда я готовил свою диссертацию, ни в одном французском музее не было произведений Пикассо. Его знали в России, благодаря Морозову и Щукину, купившим лучшие работы раннего Пикассо, в скандинавских странах, Германии, Англии и США. Французы, итальянцы, испанцы почти его не покупали - странный феномен, которому, впрочем, есть объяснение. Искусство Пикассо тяжелое, сложное для восприятия, он отображал маргинальные стороны жизни. Его картины жесткие, можно сказать, брутально-сентиментальные. Это не всем по вкусу, но близко к немецкому ощущению мира. Неслучайно его первым агентом по продаже была немка, покупателями - другие немцы, а также швейцарские коллекционеры. Его парижские друзья Стайны были американскими гражданами, но тоже немцами по происхождению…

О принципах коллекционирования У нас слишком мало денег, чтобы покупать дорогие вещи. Вместо этого мы ведем поиск на периферии художественного рынка, стараясь показать публике то, чего она еще не видела. Когда Запад праздновал победу абстракционизма, мы покупали работы молодых художников, верных реалистической манере. Например, советских. Мы начали собирать искусство ГДР, Венгрии, Румынии, Болгарии именно потому, что у нас его никто не знал и знать не хотел. Ни один музей ФРГ не имел ничего подобного. Надо исходить из того, что мир един, что наряду с капитализмом существуют другие формы общественного устройства. Точно так же существуют разные способы художественного осмысления действительности. Меня, например, очень интересует искусство Китая, я уже трижды побывал в этой стране по приглашению ее министра культуры. На Кубе мы создали фонд, помогающий молодым художникам. Это не означает, что я - за Кастро, но если кубинцы хотят жить с Кастро, не мое дело подсказывать им. Я был зол на американцев за блокаду Кубы. Я считаю коммунизм великой и не лишенной привлекательности утопией, к которой надо относиться серьезно. В любом случае, в коммунистических странах родилось очень значительное искусство, и мне всегда хотелось сделать его общим достоянием… Я не могу платить за вещи больше, чем они того заслуживают, ведь я их не перепродаю. Поэтому всегда предлагаю честную цену. Действую напрямую, но не избегаю посредничества галерей, с которыми работает художник…

О художниках-диссидентах Наградой было, если после наших хлопот художник начинал выставляться у себя на родине. Но я никогда не покупал произведений лишь за то, что они «подпольные». Знаете, многие делали себе на диссидентстве имя и состояние. Почти все иностранные посольства в Москве были снабжены визитками этих художников. Когда я впервые попал в вашу столицу, мне вручили карточки с золотым тиснением, где было указано: такой-то, художник-диссидент, а на обороте - схема, как пройти в его мастерскую.

О возвращении работ русских художников в Россию На самом деле, это была идея г-жи Петровой из Русского музея, сам я не додумался бы дарить этому великому музею работы русских художников, купленные у вас и на Западе. Я полагал, что у них есть все, но ошибался. Что ж, мы будем и дальше вместе восполнять эти пробелы...